В 9 утра – завтрак. Первыми за столом оказались Ю. Милов и я; потом постепенно подходили и остальные. Атмосфера чуть разрядилась. Юрий Милов во время разговора со мной упомянул об одной интересной закономерности, которую он наблюдал: что в России определённой силой обладает закон «судьбы». Что, например, его не удивило бы, если б, после того, как мы встретились здесь, снова пересечёмся где-нибудь в Вене или Париже. Из этого следовало, что в русской жизни имеют силу два фактора, которые в других краях нашего мира не так уж учитываются, а именно: импровизация и «судьба».1
Городское управление прислало микроавтобус для экскурсии, и мы поехали. Госпожа Х, которая до тех пор занималась переводом, устала от этого и заявила, что среди присутствующих ведь есть и другие лица, кто умеет переводить. Было понятно, что она имеет в виду именно меня; и вот эта неприятная работа передалась мне. Что, с одной стороны, было справедливо (до этого я, в основном, сам беседовал, а переводить оставлял ей), но с другой стороны, очень мешало наблюдать и задавать свои вопросы.
От отеля мы некоторое время ехали по скучной широкой улице, потом переехали мост, и повернули налево на Набережную Степана Разина, откуда началась сама экскурсия. Название напоминало о настоящей большой Волге, куда мы направлялись; но Волга здесь была совсем узкой, малюсенькой. Вот ехали мы по набережной с именем грозного волжского атамана; слева, узкая и неприметная, виднелась Волга, а справа неухоженные низкие дома с цветными фасадами, некоторые из них давно пришли в упадок. Впечатления, в целом, очень тоскливые. – Потом с бесконечно длинной набережной мы повернули направо, и дальше – вдоль и поперёк по городу. Остановились у Народного музея; но он был закрыт. Оказалось, что экспонаты его выставлялись где-то в Германии. Ещё мы зашли в церковь одну. Женщины с добродушными лицами были заняты уборкой и убранством. Меня они попросили снять шляпу (в церквях я часто забываю это сделать…)
Небольшая прогулка по окруженному забором рынку. Против всех ожиданий настроение там ничуть не было подавленным, да и нет ни малейшей суеты. Ларьки с фруктами, овощами… Кто-то из нашей группы купил себе веник, кажется из тростника с очень красивыми переходами цветов (я редко на такое обращаю внимание, эстетика цвета для меня, как правило, книга за семью замками…) Госпожа Х хотела попить чай. Одна продавщица сразу отправилась на поиски и вскоре принесла стакан чая. Кроме того она подарила нам небольшой запас яблок.
От Юрия Милова, депутата, я впервые услышал упоминание о такой проблеме, которую обозначу словом «депутатская эпидемия». Слишком много их, и большинству из них не хватает профессиональных навыков. Пока что их ещё не освободили2, но освободить собираются. Что при таком бешеном количестве депутатов означало бы значительные расходы. Юрий считал, что состав городского совета, например, следовало бы ограничить штатом в максимально 50 депутатов, да их и освободить.
Приближалось время вылета, и мы поехали на аэродром. Остановились рядом с небольшим служебным зданием в конце взлётной полосы. Оглушительный грохот от взлетающих и приземляющихся истребителей. Юрий зашёл в здание, вернулся и сообщил, что нас проинформируют, кода самолёт будет готов к вылету. Я вышел из машины, и мы оба зашли в здание, где мы могли свободно беседовать. Подробности разговора не помню.
Пришло сообщения, что наш борт готов. Выехали на его поиски, проехали мимо бесконечных рядов Ан-22, передние части которых были прикрыты брезентом – как ослеплённые чудовища. Нашли наш самолёт. Экипаж стоял рядом, готовый к вылету.
Мы зашли на борт. Я снова на моем месте справа, у задней стены. Друг за другом взревели двигатели. Сначала оба левых, потом я увидел сквозь иллюминатор, как дальняя правая пара пропеллеров начала вращаться, ускорилась, становилась всё быстрее, гул нарастал. Затем начали вращаться и правые внутренние пропеллеры… Мы были готовы к взлёту, выехали на взлётную полосу. Где-то к нам присоединился истребитель и ехал за нами. Как маленькая собачка… Мимо нас промелькнул приземляющийся истребитель. Кинул тормозной парашют...
Наконец покатились и взлетели.
Основное время я провел у иллюминатора. Ясное небо. Земля внизу что-то невзрачная. Мозаики прямоугольных полей… Не особенно заснеженные, и через некоторое время снег вообще пропал. Стало видно большую реку, которая расширилась в обширный водоём. Мы стали снижаться. По краям водоём оказался в пене и довольно грязным… С наступающей темнотой мы приземлились. Я первым покинул самолёт. Приветственное объятие с до тех пор неизвестным мне Рамзаевым. Постепенно появлялись и остальные. Неподалёку стояло несколько машин. Один милиционер спросил Рамзаева, когда будет следующая поездка. Рамзаев ответил, что завтра утром, в 8. А я ничего не понимал… Отошел в сторону, общался с одним из водителей, которые нас должны были привести к цели. Водитель был городским сотрудником, а наша цель, как я узнал, находилась на 220 километров севернее. Мы выехали на двух легковых машинах, ехали степью, по ухабистым дорогам…
Очень поздним вечером мы прибыли к отелю. По программе уже завтра утром я должен был полететь дальше в Москву, а остальные – обратно в Берлин. Это означало – всем вставать в 4 утра и поехать на аэродром. А у меня смутно созревало решение – остаться в Волгограде. Даже невзирая на то, что я не очень знал, что мне там делать… За ужином к нам присоединилась молодая женщина, Женя, и её муж Саша. Женя была сотрудницей Рамзаева. Сам Рамзаев вместе с остальными ответственными остался в степи, чтобы присутствовать при перезагрузке ящиков. С молодой парой произошёл непринужденный разговор. Саша полушутливо подчеркнул, что он – донской казак. К моему удивлению я узнал, что действительно существует население, которая считает себя донскими казаками…
Между делом я упомянул, что, может быть, мне остаться в Волгограде? Женя это сразу же поддержала. Сказала, что мне нужно завтра утром встать в четыре и обговорить это с каким-то Игорем. Основная проблема была в том, чтобы перенести бронь билета на другую дату, потому что был большой наплыв желающих.
Теперь моё решение остаться в Волгограде было уже почти окончательным. В конце концов и я отправился спать.
И постепенно крепчала уверенность: Я останусь в Волгограде.
Сноска
[1] Замечание от сентября 2015го: Может быть это связанно с большей открытостью и гибкостью русского менталитета. Такие вещи как «судьба» в запланированных буднях среднестатистического европейца просто не имеют места. Если вне пределов его привычного быта возникают какие-нибудь задачи, перспективы, возможности – то он их просто не замечает; а если вдруг всё же что заметит, то он это сочтёт несерьёзной экзотикой. (От этого не исключены и такие рядовые Европейцы, которые любят вести умные речи о «судьбе». Ну, болтают себе, а живут своей затверделой буржуйской жизнью). – А русские – если они не испорчены европейским духом – более открыты и поворотливы.
[2] Существует такой термин: освобождённый депутат; освобождённый секретарь… Обозначается этим депутат или секретарь, который за свою деятельность получает зарплату и тем самым освобождён от необходимости зарабатывать на жизнь какой-нибудь другой работой. (заметил, что есть те, кто не знает этого термина, и вот вставил сноску. А термин точно удивительно дурацкий)
Дальше:
Волгоград – Первый день
Назад:
Sperenberg - Тверь
