Klamurke Belletristika

Везувий

Везувий - это высокая гора в Италии. Наверху у него - отверстие, которое называется «жерло»; и из этого жерла он время от времени плюется огнем и пеплом; да еще медленным потоком по склонам течет тогда горячая жидкая масса, которую называют лавой. Однажды он плюнул так сильно, что два раскинувшихся у подножья его города оказались завалены выше крыш, и их больше не было видно. - Говорили, что жители этих городов отличались весьма странным образом жизни, и что сильное извержение Везувия произошло в связи с некоторой манипуляцией со стороны Богов, которым все эти похождения сильно осточертели.

Слышалось грохотание колеса машины эспрессо.

"Слишком много позволяют себе эти боги…" пробормотал Септимкс Трулликус. "Просто так уничтожить два города… Делают, что хотят. Полный произвол!"

"Говорят, что жители сих городов развели содомию и гомофилию, да еще педерастию и многое другое; сам черт не разберется. Неэстетично всё это, крайне неэстетично…" Квинтус Лавриниус закурил. "И если учесть, что Боги, которые ведь всеведущи, постоянно должны смотреть на всё это… С ума можно сойти. Я точно сошел бы с ума!"

«В самом деле ужасно, до чего люди иногда опускаются,» сказала Аита нежным, грустным голосом. «Правда, и аскеза не путь, ведущий людей к свету; и лишь немногим дано в чахлой и скупой почве ее могуче расширить просторы души. Множество тайн таятся в истинном пороке, освещающие бытие тому, кто их раскрывает. Свобода и исследовательский дух красят подлинного грешника; но кто отрекается от свободы и исследовательского духа, и в чувственных наслаждениях видит не путь, а цель – тот в поисках удовольствий отдаляется от могучих источников истинного порока и, изобретая все новые и новые способы достижения удовольствия, все более и более отгораживается от действительности; и так как он утратил действительность, его жизнь становится пустой и скучной; и чтобы преодолеть свою скуку, он придумывает пороки все более и более мерзкие, создавая для себя болото, которое неумолимо поглощает его. Боги поступили правильно, что спасли таким образом от ничножных мук этих несчастных, которые своими силами уже не могли освободиться.»

Зина принесла эспрессо и с легким поклоном поставила его на стол.

«Из твоих речей, как всегда, струится живительная ясность...» Одним глотком Квинтус Лавриниус выпил свою чашку. «Но в данном контексте я что-то озабочен участью моего сына Плуто, бывшего твоего ученика... С тех пор как я купил тебя на невольничьем рынке и поставил тебя педагогом над ним, ты достойным восхищения образом вела его по возвышенным тропам мудрости. Пяти языкам ты обучила его, и он бегло владеет ими; и благодаря тебе ему было дано познакомиться с творениями не одного поэта. Но вдруг ты внушила мне лишить его педагога, и подарить ему тебя, кто так мудро мог вести его, в качестве рабыни. Как все твои изречения и советы, я – хоть и после долгих колебаний и под принуждающим давлением обстоятельств – принял и этот твой совет; и со вчерашнего дня ты находишься в его власти как рабыня. А не опасаешься ли ты, что такая власть над тобой приведет его в искушение, и, если он поддастся искушению, вместо мудреца станет человеком порочным?»

«Ты переоцениваешь мои заслуги, « скромно ответила Аита. «Много ошибок я допустила. Твой сын шел к тому, чтобы стать филистером образования; а это один из самых страшных пороков; почти страшнее еще, чем содомия. У него хорошая голова; и уже собирался он полностью замкнуться в ней, не понимая ни мир, ни себя. Неженкой он стал бы, честолюбцем, старающимся восполнить внутреннюю пустоту туповатым уютом и ничтожными удовольствиями. Лучше повести его во время дорогой истинного порока, при одновременном усилении духа. Чтобы успешно совершить такое, я должна быть его рабыней; и, будь уверен, что, несмотря на то, что я в его власти, я прекрасно умею тайком вести его. Но в утешение скажу тебе, что до сих пор искушение миновало его; и когда он вызывает меня, то лишь для того, чтобы я по-привычному давала ему уроки.»

«Поистине образцовое дите, « пробормотал Септимус Трулликус.

В дверях появился Плуто.

«Вам она еще нужна?» спросил он бодрым голосом, не переступая через порог.

«Что имеешь в виду?» осведомился Квинтус Лавриниус.

«Аиту, мою рабыню, « угрюмо ответил Плуто.

«А мы беседуем, « сказал Квинтус. «Тебе она срочно нужна?» - «Пришли Маркус и Петрус и желают видеть ее, « настаивал Плуто. «Маркус и Петрус – мои друзья; и раз они мои друзья, я им покажу ее, как они этого и желают.»

«Маркус – это не тот большой с веснушками?» спросила Аита.

«Он большой, и у него есть веснушки, « подтвердил Плуто.

«Необузданный малый, « сказала Аита. «И не без фантазии.»

«Я что-то не понимаю, зачем вдруг Маркусу и Петрусу понадобилось видеть Аиту,» проворчал Квинтус. «Она ведь знают ее; не раз они участвовали на ее уроках...»

«Тогда она была еще моей учительницей; но сейчас она моя рабыня; и Маркус хочет заглянуть ей в декольте, и Петрус тоже. Когда она еще была моей учительницей, это им было не дозволено; но сейчас можно, потому что я им это позволяю. Ведь Петрус и Маркус – мои друзья; и так как они мои друзья, я разрешаю им,» сказал Плуто, чуть ли не задыхаясь.

«Невинное удовольствие...» засмеялся Трулликус.

Квинтус взглянул на Аиту. Аита выпила свою чашку иы улыбнулась ему.

«Ладно, бери ее,» добродушно сказал Квинтус. «Она ведь твоя...»

Аита встала, поклонилась и легкой поступью направилась к двери, где ее ожидал Плуто.

© Raymond Zoller

К немецкому варианту