Собираясь воспевать похождения Антона с Бетоном, я должен сначала познакомить читателя с Владимиром Тимофеевичем.
Владимир Тимофеевич – это, так сказать, просто Владимир Тимофеевич. Он ни папа, ни эпископ, и ни к какой общине не примкнул, которая могла бы присваивать такие звания. Но он двоюродный брат Айоллы, или, иначе говоря, Айолла – его кузина. Айолла, значит, которая славится своими красивыми ногами и которая поэтому – хотя бы в такие моменты, когда она их не слишком скрывает – будет в центре нашего внимания.
Работает Владимир Тимофеевич регулировщиком автодвижения, как раз на том знаменитом перекрестке у Кроковской Площади, где стекаются и опять расходятся Соргучинский Проспект и Врагилинский Бульвар с улицей им. Вравлова и где с утра до вечера царит ужаснейшая толкотня, которая ни на секунду ему не дает передышки; в связи с чем он вряд ли найдет время в нашем рассказе стать слишком уж заметным действующим лицом. Порою все эти снующие машины и вонь от выхлопных газов его так изнуряют, что он, обессиленный, опускает руки. Тогда предоставленные самим себе машины тут же начинают сновать еще более сумбурно; воздух начинает греметь от визга тормозов и от треска сталкивающихся машин; и секунд через пятнадцать движение останавливается. Владимир Тимофеевич через радиотелефон вызывает своих коллег; и пока те протоколируют все происшедшие аварии, он может отдыхать. Но во время этих перерывов он слишком уж утомлен, чтоб вмешиваться в наш рассказ, и предпочитает выспаться.
Поэтому видеть Владимира Тимофеевича мы можем разве только в те моменты, когда будем ехать через перекресток у Кроковской Площади; причем каждый раз будем молиться, чтобы он не опустил руки и чтоб переезд свершился благополучно.
А, пожалуй, не лишне ознакомить читателя с теми странными обстоятельствами, которые привели Владимира Тимофеевича на этот роковой перекресток.
Еще полтора года назад несмотря на множество перекрещивающихся дорог место это было весьма тихое и почти без движения; каждые два-три часа проезжала какая-нибудь одинокая машина, а в часы пик порою ездило и от двух до трех машин в час. Но вот, тщательно взвесив все наличествующие факты, городское управление пришло к выводу, что такой сложный перекресток с таким множеством перекрещивающихся дорог необходимо оснастить соответственно сложной светофоровой системой; и, раз уж решились на сложную конструкцию, то добавили еще разные дополнительно осложняющие специальные эффекты. Само собой было предусмотрено устройство для фотографирования нарушителей, проезжающих на красный свет; но только с тем дополнительным сервисом, что при срабатывании камеры одновременно должны прозвучать первые такты пятой Бетховенской симфонии. Да уже совсем из ряда вон было какое-то хитрое приспособление, которое при красном свете должно было анализировать номерные таблички первых стоящих машин и проиграть национальные гимны соответствующих стран. Когда машин не было, то проигрывалась какая-нибудь эстрадная музыка, а сами светофоры переключались в режим светового органа; и это до тех пор, пока фотоэлементы не оповещали о приближении машины; и тогда все возвращалось в основной режим светофора.
Само собой разумеется, что благодаря такой необыкновенной светофоровой системе вскоре Кроковская Площадь стала привлекать не только туристов, но даже местных жителей, и что движение на соответствующих дорогах с каждым днем возрастало: ибо каждый, кому не лень, хотел пробовать функции этой необыкновенной установки и наслаждаться ими. И вот не прошло трех месяцев с момента пуска в действие этих замечательных светофоров, как стекающиеся у Кроковской Площади дороги были туго набиты машинными массами.
И вдруг произошло то, что со сложными вещами порою происходит, а именно: Светофоровая система эта испортилась. И раз уж она оказалась крайне уж сложной, то она и никак не поддавалась ремонту.
Почему это сильное движение после выхода из строя вызвавшей его установки не прекратилось – никто не знает. Наверно все уже привыкли ездить по этим дорогам и теперь, все равно со светофорами или без них, уже никак не могли отвыкнуть.
В то самое время, когда светофоровая система на Кроковской Площади вышла из строя, Владимир Тимофеевич, ничего не подозревая, работал в кабаре «Фиолетовая Устрица» счетчиком гостей и считал снующих туда-сюда посетителей. И вот ввиду того, что он при этом проявлял недюжинную сноровку, все обернулось так, что Автодорожное Управление, уже не зная, как выйти из положения, решило переманить его к себе для работы на этом роковом перекрестке; и Владимир Тимофеевич, к своему несчастью, согласился.
До того, как стать регулировщиком движения, Владимир Тимофеевич работал, значит, счетчиком гостей в кабаре «Фиолетовая Устрица» и считал входящих и выходящих гостей.
Раньше гостей считали при помощи фоторелейного барьера, то есть ряда подключенных к компьютеру фотоэлементов. Такая конструкция в принципе позволяла точно определить, когда происходит движение вовнутрь, и когда таковое - вовне, как и подробно документировать их с точным указанием времени. Дальше путем сравнения числа движений вовнутрь с числом движений вовне в любой момент можно было точно определить количество присутствующих гостей. То есть, в принципе такое было возможно; однако установка эта часто выходила из строя; и тогда было невозможно знать, сколько гостей присутствует; но даже и тогда, когда она бесперебойно работала, постоянно возникали всяческие помехи, которые мешали полученным цифрам соответствовать фактической обстановке. Так, например, движущийся в какое-нибудь направление какой-нибудь человек по самым разным причинам мог задерживаться в зоне фотоэлементов и при этом шататься туда-сюда; и такой входящий или выходящий субъект мог подстрекнуть компьютер к тому, чтоб раздробить его на, скажем, 74 входящих и 286 выходящих гостей; что нередко приводило к таким изумительно высоким числам присутствующих, что пришлось бы уложить их в штабеля; или, наоборот, к числам отрицательным; что для мистически настроенных было очень загадочно, а для тех с более реалистическим наклоном просто неприемлемо. Много думали над вопросом, как бы отвадить гостей от того, чтоб задерживаться в зоне фотоэлементов; причем обсуждали самые разные техники. Так, например, кто-то предложил под потолком параллельно к лучу световой барьеры проложить постоянно капающую трубу; но, подробно обсудив, не стали пробовать, считая, что капли из трубы еще больше будут искажать счет. - Еще одна проблема состояла в том, что нередко несколько гостей одновременно входили или выходили друг рядом с другом; что, если они двигались быстро и стремительно, приводило к тому, что установка считала их как одного единственного, или же, если двигались не стремительно – как количество просто чудовищных размеров; особенно тогда, когда, например, группа выходящих гостей в зоне фотоэлементов сталкивалась с группой входящих знакомых; такие встречи за полминуты могли порождать сотни или даже тысячи входящих и выходящих. - В конце концов бросили эту сложную технику, и вместо техники для счета гостей наняли Владимира Тимофеевича.
Три недели после того, как Владимир Тимофеевич в Фиолетовой Устрице начал считать гостей, благодаря его содействию его кузина Айолла там же нашла работу как официантка. Как это принято в кабаре, Айолла во время своей работы носила коротенькую юбку и блузку с глубоким декольте. Как мы уже упомянули, Айолла отличается необыкновенно красивыми ногами; и когда она шагала вдоль столов с высоко поднятым подносом, с которого то и дело стакан какой-нибудь или чашка падали на голову какого-нибудь гостя, то она, словно магнит, притягивала взоры всех присутствующих; и вместо того, чтобы смотреть на сцену, где постоянно кто-нибудь то пел, то жонглировал какими-нибудь мячами, то раздевался, - все смотрели только на ноги Айоллы. Когда же она наклонялась над столом, чтобы поставить или убрать чашку какую-нибудь или стакан, то с большим удовольствием смотрели ей в декольте. Ибо не только ноги у Айоллы, но также и груди отличались крайне приятными формами. Айолла знала о прелестях своего тела, и жадные эти взоры были для нее в рамках порядка вещей; однако она считала, что, вместо того, чтоб за низкую зарплату таскать всяческие подносы со стаканами и чашками и при этом показывать свои груди и ноги, она могла бы, за лучшую зарплату, и прямо раздеваться. И так случилось, что она, семь недель проработав официанткой, перешла на сцену, где под звуки каких-то барабанов стала каждый вечер раздеваться.
А это как раз и момент появления Бетона; ибо Бетон - это тот человек, который обслуживает барабаны; и в то же время момент ухода Владимира Тимофеевича, который стал заниматься машинными потоками на Кроковской площади.
Иначе говоря: Когда Айолла начала раздеваться, Владимир Тимофеевич начал регулировать движение.
Прошло ещё семь недель после этой двойной перемены профессий – как вдруг на арену вышел, или, точнее, упал Антон.
Антон в это время пилотировал один из этих реактивных самолетов, назначение которых в том, чтобы страну защищать от наступающих врагов, или же, при случае, атаковать врагов этих в ихней же стране или все равно где бы ни находились они.
Когда в тот день Антон летел над нашим городом, вдруг его самолет вышел из строя. В этом ничего удивительного нет; ведь реактивный самолет – это аппарат крайне сложный; и сложные аппараты – как подсказывает опыт – очень легко выходят из строя, после чего они уже не могут быть использованы привычным образом. – В связи с тем, что Антон уже не видел возможности держать свой аппарат в летучем состоянии и так как не хотелось ему вместе с ним разбиться на земле – он решил спрыгнуть с парашютом. – Вот и спрыгнул. Что стало с его самолетом – мы не знаем; сам Антон же со своим парашютом приземлился на краю Кроковской Площади.
Приземление это привлекло на себя всеобщее внимание. Владимир Тимофеевич как раз в этот момент был в лучшей форме и энергично регулировал движение; но ввиду того, что водители смотрели не на регулирующего Владимира Тимофеевича, а на приземляющегося Антона, все его усилия оказались тщетными; и вскоре прозвучали знакомые уже визг тормозов и треск сталкивающихся машин.
Складывая свой парашют, Антон беседовал с Владимиром Тимофеевичем, который, спиной прислонившись к фонарному столбу, сидел на земле и отдыхал от своего напряженного труда. Владимир Тимофеевич рассказывал про Айоллу и про Фиолетовую Устрицу; и все это в Антоне вызвало величайший интерес; но узнать подробности ему не было суждено, так как Владимир Тимофеевич, одоленный сном, во время разговора заснул.
Антон решил заняться этим делом и заглянуть в Фиолетовую Устрицу.
Молния – это, конечно, не такой уж сложный предмет как, например, реактивный самолет или как светофор на Кроковской Площади; но все же достаточно сложный, чтобы время от времени выходить из строя.
И вот случилось, что как раз три дня после вынужденного появления Антона в нашем городе, во время его посещения Фиолетовой Устрицы Айолла из-за застрявшей молнии оказалась лишенной возможности надлежащим образом снимать с себя платье.
Бетон, замечая, что возникла какая-то проблема, старался путем импровизации предоставить ей время на решение оной. Айолла, полностью одетая, танцевала под импровизации Бетона и при этом тайком старалась освободить молнию. Но это ей не удалось; и вот, пребывая одетой уже гораздо дольше, чем это подобает для приличного стриптиза, она, извиваясь, спиной обернулась к Бетону. Правой рукой обслуживая барабаны, Бетон старался освободить молнию; но - без результата.
И тут появился Антон. Изящным прыжком он взобрался на сцену и вмиг решил проблему. В знак благодарности Айолла поцеловала его; он тут же спрыгнул со сцены; и когда он вернулся на свое место и обернулся, Айолла уже была без платья и продолжала обнажаться.
Эпизод этот всем участвующим, в том числе и руководителям «Фиолетовой Устрицы», настолько понравился, что Антону тут же предложили ежевечерне на сцене раздевать Айоллу. Антон не возражал против такого варианта; ведь ему больше не хотелось пилотировать какие-нибудь самолеты, которые в воздухе выходят из строя и могут доставлять всякие неприятности; гораздо больше ему было по душе на просторной сцене раздевать Айоллу, чем, втиснутым в тесную кабину, возиться с какой-то мертвой техникой. К тому же непредвиденные случаи теперь уже полностью исключены, так как после недавнего инцидента руководство запретило одежду с молниями.
Вот так неделя за неделей каждый вечер дружным трудом Антон и Бетон раздевали Айоллу: Бетон при помощи барабанов, а Антон – руками. Да и в частной жизни они вскоре стали неразделимой тройкой; и несмотря на то, что как Антон, так и Бетон имели крайне интенсивные отношения с Айоллой, никогда не было даже намека ревности.
Но как-то, в конце концов, это ежевечернее раздевание, которое в первые поры доставляло им самые разные острые ощущения, стало казаться им пустым обрядом; и они поняли, что необходимо хотя бы на время отойти от всего этого и понять что к чему. И вот однажды они сели на пароход, чтобы уплыть на Гавайи. Хотели ли они там просто отдыхать, или были у них более широкие планы – никто не знает; известно только, что они сели на пароход, и уплыли.
Но пароход по дороге испортился, и с тех пор ни об Айолле, ни об Антоне с Бетоном никто ничего не слыхал.
Данный текст входит в книгу
ISBN: 978-3-940185-26-6
